****

Александра Шестакова

Текст к выставке «Риф», XL галерея, 2017

****

В японском языке есть иероглиф 山, он значит «гора» и может читаться по верхнему и по нижнему чтениям «сан» и «яма»; первый уважительный, второй — не очень. Это вообще не целое слово, а скорее частица, которую используют после названия, что-то вроде обращения. Вежливое обращение необходимо как к людям, так и к горам. «Сан» по звучанию похоже на уважительное обращение к человеку, но пишется другой буквенной системой. Если к человеку то さん, а к горе サン.

****

В «Модели природы, модели Гёте»1 были структуры и некая, пусть гётеанская, но терминология. Теперь мышление в терминах и схемах сменилось логикой сетей. Точно также как структуры из тростника сменились неровно лежащим камышом. Художник — лишь часть сети с множеством различных акторов: сопротивлением металла, строением собственного тела, первоначальной формой того, что необходимо согнуть. Такое мышление предполагает определенный тип художественной субъектности: художник больше не властитель материала, способный творить с ним все, что угодно, а скорее часть мира, в котором есть как живое, так и не живое, и волю всех необходимо учитывать.

****

Если у волн есть разум, то можем ли мы их постичь в их «волновости»? Или же нам остается только учиться у них? Возможно ли научиться чему-то у волн, мертвого тюленя, похожего на камень и мизид? Возможно, однако, для начала придется что-то забыть

****

Все эти штуки будто бы не планировали стать искусством (стали ли они им?). Такое неудавшееся формообразование едва ли ожидаешь увидеть там, где ты видишь его. Оно напоминает о том, что все представленные практики скорее имеют отношение к хобби, чем к профессиональной художественной деятельности. Такое любительство не предполагает легкомысленности, но предполагает ответственность перед иными инстанциями: собой и, возможно, вечностью.

****

Бруно Латур писал о желании акторно-сетевых теоретиков «описывать запутанности, где бы мы их не находили». Запутанности продуктивнее ясности. Для того чтобы создать ясность, необходимо что-то исключить или же произвести иную, властную, по сути, процедуру категоризации. Для ясности также полезны списки. Запутанность же наоборот учитывает все существующие и возможные миры и их отношения. Да здравствует запутанность: ведь именно через нее может проявиться вся сложность взаимодействия, условно, «человеческого» и, не менее условно, «природного». Бюрократ сказал бы: «Вот здесь расположен завод, тут природа, а вот здесь культура. Природу в заповеднике необходимо защищать, а вот та, другая природа угрожает нашим посевам, ее необходимо уничтожать». В отличие от подобного рода миров, миры Ильи Долгова не разделяют «природу» и «культуру». Основным способом взаимодействия и с тем, и с другим становится влюбленное наблюдение, учитывающее как связи, так и разрывы.

1 Так называлась предыдущая выставка Ильи Долгова в XL галерее.