Валентин Дьяконов
КоммерсантЪ, 2013
Иллюстрации dolgov.vcsi.ru
Молодой художник из Воронежа показывает свою первую сольную выставку в Москве при поддержке "Галереи 21". Долгов уже выставлялся на самых разных площадках — от "Фабрики" до "Гаража", но для проникновенного дебюта выбрал непрофильную организацию. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Словарь в интернете по поводу «азойской эры» предупреждает: «Во избежание путаницы термин употреблять не следует». Но путаница и является объектом наблюдения воронежского художника Ильи Долгова. Его азой не "безжизненная эра, древнейшая в истории земли" (согласно другому словарю), а выдумка. Во времена долговского азоя органика, техника и культура находились в тесном взаимодействии, сливаясь до неразличимости. Эпоха породила и свою фауну (она же флора) — азоидов, сущностей с сознанием и формой, напоминающей разомкнутые геометрические фигуры. Их мир напоминает как мир платоновских идей, так и любое понимание прошлого как золотого века, где лев лежит с агнцем, а люди близки к земле. Суть "Азоя", однако, не в тоске по невинности, а в особом типе наблюдения за жизнью. Долгов сравнивает себя с художниками, испытывающими склонность к естественно-научным занятиям. К ним относится и Гете, и английский пейзажист Александр Козенс, разработавший типы облаков.
На первый взгляд, ближе всего к азоидам стоят персонажи космогонического мифа про "даблоидов", сочиненного Леонидом Тишковым. У Долгова, однако, важен не художественный образ (азоиды, пространственные конструкции на стыке архитектонов Малевича и школьной парты, невыразительны), а структурный принцип. Азоиды, по Долгову, представляют собой одновременно и класс существ, и круг реальных явлений. Азоидом, к примеру, является заснятый художником экскаватор, взгромоздившийся на гору торфа и перебрасывающий порции удобрения с одного склона на другой. А также одновременно открытые окна копирования файлов, где листы, подобно птицам, летят из папки в папку. А еще — компания праздных подростков во дворе. Стая голубей. И прочие — за неимением другого слова — штуки, нарушающие границу между осознанным поведением или функцией механизма и бесцельным шатанием атома под микроскопом. Для таких объектов и ситуаций действительно не было отдельного слова или понятия, хотя их родство инстинктивно чувствуется, наверное, каждым из нас. Долгов общую основу нашел и описал.
Выглядит все это чрезвычайно убедительно. Художник иллюстрирует историю и современность азоя с помощью видео, графики, листов из научных атласов. Все аспекты существования и функционирования азоидов раскрываются в подписях, сочиненных в духе науч-попа без малейшего намека на иронию. Вот так, например, описан азоид Левитта, названный в честь американского художника-минималиста, про который известно, что "четвероногость — лишь один из мигов его путешествия. Поэтому и конечности не образуют системы, прихотливо сочетая разные типы". Забавно, что коридор музея, где выставлен "Азой", заканчивается залом сравнительной морфологии — из культивируемой Долговым неизвестности зритель попадает в пространство детерминизма.
Не стоит требовать четкого ответа на вопрос о том, какой вклад в науку внес своей выставкой художник. "Азой" в этом смысле далек от вездесущего в последние годы science art с его упором на продуктивный диалог между творцом и ученым. Граница между ними, однако, остается незыблемой, а Долгов как раз и пытается ее преодолеть. Блестящий проект Долгова благодаря встроенности в настоящий, любимый с детства музей вызывает наблюдения другого рода. Искусство в Зоологическом повсюду. Подчас оно заслоняет науку и диктует не объективную, а вполне человеческую, даже театрализованную точку зрения. Возьмем фойе Зоологического, украшенное монументальными фресками на тему животного мира. Фрески рассказывают историю сражений и агрессии в пищевой цепи. Тигр бросается на оленя, медведь выхватывает рыбу из реки. Действие лишено сантиментов: выживание, ничего личного. Научные реалии пересказаны языком батальной живописи с выразительными образами силы и слабости, охотника и жертвы. Долгов, наоборот, обращает внимание на природу, уже непредставимую без вмешательства человека, и выделяет из многообразия взаимодействий те, что лишены предсказуемого и четкого сюжета.